Грозный: День Победы

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Маршрутка въезжает в Грозный через Черноречье. Вид развалин уже стал, казалось бы, привычным - и все равно на долю секунды привычно схватывает сердце. Я не бывала здесь до войны. И повторяющиеся монологи друзей - "Если бы ты только знала, это был самый красивый город на Северном Кавказе! Он был такой зеленый. Такие парки... Такие кафе..." - заставляют задуматься: если каждый раз, снова увидев грозненские руины, я чувствую комок в горле, что же должны чувствовать они, выросшие здесь, отождествляющие себя с этим городом?

Пару месяцев назад подруга, у которой я остановилась на ночлег, показывала мне фотографии довоенного Грозного. Я не могла узнать ни одной улицы, ни одного здания и поминутно спрашивала: "А это что? А это где?". Она рассказывала, вспоминала связанные с этими местами истории, смеялась... И вдруг на какой-то фотографии запнулась, пригляделась внимательнее, растерянно развела руками: "Знаешь, я не помню. Не могу сказать. Извини, все так изменилось. Мы здесь сами что-то позабыли... Подумать только!". И тут мне стало действительно страшно. Эта война длится так долго, что люди, знающие в городе каждый камешек, забыли, как оно было раньше. Забыли, как когда-то давным-давно жили нормальной жизнью...

Но сегодня, шестого мая, такой яркий, славный день. Впереди вторая серия майских праздников - День Победы. От рыночной площади в центре города я иду по проспекту Победы. Если не смотреть вверх, пейзаж кажется почти что обыденным. Частники отремонтировали первые этажи разрушенных домов. Стены сверкают светлой свежей краской. Вывески магазинчиков, видеосалонов, недавно открывшихся ресторанчиков заманчивы, даже крикливы. Бойко идет лоточная торговля. На каждом углу новомодный автомат для измерения веса и роста бодрым механическим голосом зазывает клиентов. Рядом - стайки женщин и ребятишек. На обочинах - кафе на свежем воздухе, под тентами - белые пластиковые столики. Мороженное в толстых стеклянных розетках, кофе, лимонад. Хорошенькие, по последней моде одетые девушки манерно подносят ко рту ложечку с пломбиром. Парни гордо расправляют плечи, смеются. Только не надо поднимать глаза - упираешься взглядом в разрушенные стены, переломанные перегородки, и понимаешь, насколько иллюзорна эта нормальность. Но в нее так хочется верить.

Я знаю то же, что знают все они: здесь каждый день убивают, здесь исчезают люди. Пока я глазею на лотки, кафе, магазины, улыбаюсь возрожденным первым этажам зданий и романтически склонившимися над столиками кафешек парочкам, кого-то в городе - возможно, за углом, - задерживают, увозят, избивают. Я знаю, что кто-то, выйдя из дома сегодня утром, никогда не вернется. Это может случиться с кем-то из друзей. В любой момент. Сегодня. Завтра. Послезавтра. Я знаю, что на улице так много народу - гораздо больше, чем пару месяцев назад - потому что стольких беженцев за это время силой выпихнули из Ингушетии назад в Чечню. Я знаю, что скрывается за этими парадными фасадами. Стоит свернуть с этой праздничной центральной улицы, и начнутся необъятные свалки, удушливый дым от горящего мусора, убогие пункты временного размещения, с обшарпанными стенами, сырыми коридорами, переполненные потерянными измученными людьми. Но сейчас я этого не вижу. А вооруженных людей в камуфляжи и без камуфляжа - стараюсь не видеть. Отвожу взгляд. Ведь все-таки хочется верить в то, что город возвращается к жизни, пусть не нормальной, но все-таки - жизни. Ведь действительно, что-то строиться, что-то ремонтируется. Пусть не государством, а частниками, но ведь дело делается, и лиха беда начало. Кто-то уже получил долгожданные компенсации. С откатом, конечно. Но все же деньги. А деньги ой как нужны... У Кадырова, безусловно, руки в крови - даже не по локоть, а по самые плечи. И его отпрыск и начальник службы личной безопасности, Рамзан, возглавляет, по сути, армию кровавых беспредельщиков и удовольствия ради время от времени собственноручно избивает, пытает задержанных. И люди разучились спокойно спать по ночам. А днем боятся выпускать из дому сыновей - ведь не ровен час... Но все-таки... Все-таки... Даже мои местные друзья, анти-кадыровские до мозга и костей, последнее время стали говорить: "Но все же он чеченец. И на свой народ ему не наплевать. И когда происходят такие трагедии, как убийство крохотных детей в Ригахое, он первый выступает против федералов. Мы никогда не будет его поддерживать, но в чем-то сотрудничать с ним можно. И наверное, даже необходимо. По крайней мере, он пытается ограничить произвол военных. И на кадыровцев иногда можно найти управу - они ведь тоже чеченцы...". Слушая их еще вчера, я недоумевала: "Ребята, да что же вы? Вы же сами недавно кричали, что он убийца, подонок, что с ним нельзя иметь дело?" Но сейчас, на предпраздничном проспекте Победы, ловлю себя на мысли: "Господи, как хорошо. Хоть что-то сдвинулось с места. Что-то строится. Можно вот так просто зайти в кафе, посидеть спокойно. И не стреляют вроде". Иду по городу совсем одна с дорожной сумкой через плечо, и нет неуютного чувства опасности, нет желания ускорит шаг, побыстрее добраться до места, закрыть за собой дверь.

Да вон даже "трем дуракам" - героям давно разрушенного памятника дружбы народов - неожиданно приделали торсы и головы. Столько лет сводившиеся к трем парам обезличенных ног чеченец (юный революционер Асланбек Шерипов), ингуш (руководитель ингушской Красной армии Гапур Ахриев) и изображающий русского украинец (вождь грозненского пролетариата Николай Гикало) вдруг снова обрели первозданную идентичность.

От Кадырова никуда не деться. И никуда не деться от крови, преступлений, страданий. Но Кадырову выгодно, чтобы что-то менялось к лучшему. Эти изменения - поверхностны. Но лучше так, чем никак. И если я не могу им не радоваться, как же радуются местные, измученные войной до предела, жаждущие хоть глотка нормальности?

Ну, вот я и на месте. Открывающая дверь коллега улыбается: "Ну, наконец-то!", смотрит мне через плечо. Улыбка сползает с лица. "Ты как добралась?" "Нормально. На маршрутке". "Да нет - с кем?". "Одна". "Нехорошо. Больше так не делай". "Но я так легко доехала!" "Все равно не безопасно. Раз на раз не приходится". Да... кажется, с нормальностью я чуток переборщила... Дальше работа. Пара дней бесконечных опросов город, села, станицы... Заплаканные женщины. Растерянные, медленно подбирающие слова мужчины. Забрали сына, брата, племенника... БТРы, "таблетки", УАЗики. Маски, оружие, камуфляж. Федералы. Федералы вместе с чеченцами. Исчез бесследно. Или - найдено изуродованное тело. Фотографии изувеченных трупов уже не внушают ужас. Их так много. Глаз замылился. Все истории одинаковы. Все лица сливаются в одно, ничего не выражающее, кроме отчаяния, страха, обреченности. На прощание обычно поминают Ульмана со товарищи. "Если уж этих оправдали, то чего теперь ждать? И даже не власти оправдали, а присяжные. То есть просто люди, да? И только потому, что они - русские, а мы чеченцы. Так на что же надеяться? Но тебе спасибо, спасибо, что выслушала." Не за что... Вот уж, действительно, не за что. Чувство собственной беспомощности тоже привычно до отвращения.

Почему-то особенно запомнился один старик, у которого побывала дома в Грозном. Его сына, Саид-Магомеда, забрали совсем недавно, 21 апреля, под вечер, когда он тихонько беседовал с хорошенькой девушкой возле ограды соседнего ПВРа - пункта временного размещения для беженцев. А в конце месяца нашли труп в яме с нефтяным конденсатом недалеко от Ханкалы. Без одежды. Тело простреляно автоматными очередями. Ноги покрыты вмятинами от ударов тяжелыми ботинками. Ребра в кровоподтеках. Уголовное дело заведено, но, конечно, никуда не двигается. В общем, ничего необычного. Отец рассказывал обо всем на редкость подробно, обстоятельно, спокойно. Интеллигентный, симпатичный  старик. Мягкая, вежливая улыбка. По-русски говорил грамотно, даже красиво. Все беспокоился, удобно ли гостям, предлагал чаю. Провожая до двери, изыскано благодарил, что зашли. А напоследок добавил: "Вы не думайте. Я ведь понимаю, вы сделать ничего не сможете. И я не смогу. Эта система - как вода мусор, все стягивает в себя. Этого убили. Тысячи убили. У всех братья. Двоюродные братья. Кровопролития все больше. Это не боевики убивают, а власть. Крови все больше. А наши ездят по заграницам. Говорят - "стабилизация". Говорят - "хорошо справляемся". Как же - справляемся мы!.. Но я знаю одно. Был Дудаев. И его время прошло. Был Масхадов. И его время прошло. Теперь Кадыров. И его время тоже пройдет. И вся правда выплывет наружу. И тогда те ребята, которые ему продались, те которые под ним сломались - заплатят за зло".

Спускаясь вниз по лестнице, думаю о том, что кажущаяся нормальность - всего лишь пленка, которой затянулся страшный гнойный нарыв. И этот нарыв неизбежно прорвется. Вопрос в одном - когда? Но, видит Бог, в тот вечер я не предполагала, что так скоро.

***

На следующий день я двинулись в горы, в сторону Ригахоя - снимать показания с родственников и друзей Имар-Али Датаева, чьи жена и пятеро детей погибли при бомбежке 8 апреля. Дорога в эти места длинная, тяжелая и достаточно непредсказуемая. И хотя выехали мы на рассвете, вернуться в город к вечеру, конечно, не успели и заночевали у брата Умар-Али в селе Нохч-Килой. Наутро выдвинулись в обратный путь и к половине одиннадцатого были уже в Шатое. Оттуда до Грозного можно добраться на такси.

В Шатое я бывала и раньше. Тогда вьющийся по края Аргунского ущелья серпантин буквально кишмя кишел военными. За каждым изгибом дороги  стоял БРТ. Из дотов высовывались дула автоматов. В воздухе кружили вертолеты. Но утром 9 мая все было тихо и безлюдно. Разве что ОМОНовцы на двух постоянных блок-постах, на выезде из Шатоя и в Дуба-Юрте. Впрочем, они из будок почти что не высовывались, на нас не обратили ни малейшего внимания. Водителю не пришлось даже притормозить. В Грозный въезжали через село Пригородное. Пост там на редкость неприятный. Документы смотрят придирчиво. Багажник перерывают. Частенько возле поста выстраивается целая очередь машин. Но сегодня - тишь, гладь и божья благодать. Водитель по привычке остановил машину и полез за документами и тут же услышал: "Что стоишь? Проезжай!" Уже к полудню мы были в Грозном и, честно говоря, просто не верили своему счастью. "Может и правда, все временно успокаивается?" - рассуждала я - "Вот и в горах так тихо было. Небо чистое. Ни одного вертолета. За всю ночь не то что не бомбили, не выстрелили ни разу... Оно не надолго, наверное, но хоть какая людям передышка".

Из такси пересели на маршрутку. В маршрутке народ что-то обсуждал по-чеченски, коллега наморщила лоб: "Я плохо язык разбираю, но они говорят, вроде, что-то случилось на стадионе "Динамо". Там парад Победы проводить собирались. А до сих пор ни один такой парад без эксцессов не обходился. Может, сходим, посмотрим? Здесь рядом".

Пока идем пешком к стадиону, выясняю, что в первый раз Кадыров задумал торжественно отпраздновать 9 мая на стадионе в 2002 году. Все шло достаточно гладко, пока кто-то из "зрителей" не выстрелил в него из гранатомета. Не попал. Задело одного милиционера. Но на следующий год неутомимый Ахмат-Хаджи решил повторить эксперимент. Во время церемонии взорвался фугас, причем ровно когда хор ребятишек затянул песню "Мир нашему дому." Взрыв был слабый. Но одного милиционера опять-таки ранило, народ перепугался. Короче, праздник был испорчен. Что же, интересно, случилось сегодня, на третьей попытке?

Проходим через отделанную, как картинка, площадь с фонтаном, эдакий маленький оазис в центре разрушенного города. Вверх бьет струя воды. Брызги искрятся на солнце. Царство мрамора и респектабельности. Работает кафе. Заняты все столики. Неспешно прогуливаются по-праздничному разодетые люди. Бегают девочки в накрахмаленных платьицах. Мальчишки играют в мяч. Летают воздушные шарики. Старики удобно расположились на лавочках. Веселые голоса. Смех. Нет, наверное, ничего не случилось. Ведь стадион отсюда в двух шагах. Если б что серьезное произошло, народ бы тут не расслаблялся. Да и солдат нет. Милиции тоже нет. Вообще, людей с оружием как-то не видать.

Но стадион, действительно, оцеплен. Стоит пара БТРов. Ходят люди в камуфляже, чеченская милиция. Рядом с воротами - небольшая толпа гражданских. Их никто не отгоняет. Спрашиваем, что случилось. Вроде, был взрыв. Вроде, часа полтора назад. Кто-то ранен. Кажется, сам Кадыров... Ничего себе!

Пробираюсь к воротам. Пытаюсь разговорить военных. Они отмахиваются - "Уйди, не до тебя!". Вид у них потерянный. Начинаю врать, что у меня на парад пошли родственники, и не знаю, как они, что с ними. "Ничего не знаем. Иди, вон, в 9 больницу. Там - списки раненых. Но и вообще - списки". Значит, есть раненые и, видимо, убитые... А там были старики, дети... В толпе коллега отыскивает знакомого милиционера. Бросаемся к нему. Он тихо говорит: "Сам ничего не знаю. Правда. Уже концерт начался, и вдруг - рвануло. Под трибуной почетных гостей бомба была. Но мы тут уже сутки как все оцепили, караул несли. Никого не впускали. Ее, наверное, давно уже заложили. Иначе мы бы заметили. Короче, взрыв такой страшный. А там сам президент. И генерал этот, ну, Баранов. Их сразу на машине увезли. Ранило их, кажется. Больше, правда, ничего не знаю". В глазах паника. Он быстро разворачивается и отходит.

Значит, Кадыров и Баранов, командующий Объединенной группировкой войск... Да неужели они трибуны не проверяли. Ведь тут и ФСБ, и ГРУ, и служба личной безопасности Кадырова... Такого не бывает. И почему кроме как возле самого стадиона ни военных, ни ОМОНа, ни милиции? Бред! Просто бред.

Рысью бежим домой к телевизору. Может, удастся что-то выяснить из новостных программ. У Баранова ампутируют ногу. Кадыров не убит. Изначально поступила неверная информация. Президент просто ранен. А число убитых - два. Нет, четыре. Раненых - четырнадцать. Нет, все-таки тридцать. Нет, сорок четыре. Среди них - Министр внутренних дел Чечни, Алханов, и комендант Грозного, Фоменко. А Кадыров... К двум часам дня сообщают - Кадыров убит. Погиб на месте, при взрыве.

Переглядываемся. И не верим. Не можем поверить. За последние месяцы он стал для нас величиной постоянной, столько силы сосредоточил в своих руках. И так, в долю секунды, его больше нет?

Чуть позже нам удается поговорить с пожилой женщиной, ветераном войны, которая была на параде среди почетных гостей. Срывающимся голосом она рассказывала, как посреди концерта прогремел взрыв. Началась дикая паника. Закричали: "Все на землю!". Люди попадали лицами вниз. Все, у кого было в руках оружие, начали беспорядочно стрелять. Вооруженные мужчины бежали прямо по телам распростертых на трибунах людей, по старикам-ветеранам и детям. Летели пули. Молодых ребят, кого успели схватить, повязали на месте. Когда все чуть утихло, ветераны Ленинского района, лежавшие ближе всех к выходу, вскочили и побежали к автобусу, который их как почетных гостей доставил на стадион. На автобусе их отвезли за угол и там просто высадили, ни о чем не расспросив и не дав отдышаться. Старики, многие из которых были в шоке, остались на улице. Самые крепкие разбрелись по домам.

"Зачем же вы туда пошли? Вы же помните, как с этим парадом все обернулось год назад? И два года назад? Что Вас туда потянуло?"

У старухи в глазах слезы: "Помню. Все помню. Но ведь Кадыров обещал. Он говорил - сейчас уже все под контролем. Сейчас все будет спокойно. И я поверила".

Очень хотелось поверить. И поверила. Не только она. Многие поверили. Люди так устали от войны Им хотелось праздника. Хотелось вспомнить, как оно бывает в нормальной жизни.

***

Кадырова больше нет. И что будет теперь - неясно. Он ушел, но остались кадыровцы. Их тысячи две или больше. Они прекрасно вооружены и теперь панически боятся за свою жизнь. Боятся возмездия. А лучший способ защиты, как известно, нападение. О том хаосе и беспределе, который может охватить Чечню, страшно даже думать. Сергей Абрамов, оказавшийся в роли исполняющего обязанности президента, человек в Чечне относительно новый и ситуацию контролировать не может. Рамзан Кадыров, бывший глава службы личной безопасности своего отца и новоиспеченный вице-премьер, прославился своей жестокостью, но никак не умением управлять республикой... Со дня на день могут начаться массовые зачистки, репрессии.

Под вечер я уезжала из Грозного - надо было кровь из носу вернуться в Москву не позже 10 числа. Уезжать не хотела, и в глубине души была уверена - выехать не удастся. Город заблокируют. При таких обстоятельствах город просто должны закрыть. Это нормально. Но раз уж обещала вернуться в Москву - нужно для очистки совести попробовать. Конечно, завернут на выезде. Тогда можно будет сказать - я честно попыталась, и не получилось.

Я шла к автобусной станции. Опять - ни милиции, ни военных. А с момента теракта прошло уже семь часов. Могли бы сориентироваться... Села в такси. И снова то же наваждение. Абсолютно пустая трасса. Никакого военного транспорта. Никакой активности на блок-постах. "Проезжай, проезжай, не задерживайся...". Только на знаменитом посту Кавказ-1, перед самым въездом в Ингушетию, первый раз проверили документы. Вяло. Без интереса. Привычным жестом сгребая вложенные в паспорта десятирублевки.

Не буду комментировать работу силовых структур. То есть отсутствие какой бы то ни было работы. То, что в критических ситуациях они не умеют работать - ни для кого не новость. Скажу лишь одно. Перед чеченскими президентскими выборами в Чечне мы кричали, надрывая глотку, ощущая себя заевшей граммофонной пластинкой: "Грубо навязывая Ахмат-Хаджи Кадырова Чечне, оставляя народ без выбора, без альтернативы, федеральные власти не добьются нормализации ситуации в регионе. Конфликт не может быть решен силовым путем, а отстаивая Кадырова, Россия утверждает в Чечне именно политику силы. Эта политика обречена на провал". Мы обращались к российскому правительству, к международному сообществу... А в Чечне в это время люди мрачно шутили: "Дадим Кадырову умереть Президентом". И тихо добавляли: "Мы не выбираем. Выбирает Кремль. Но Ахмат-Хаджи больше года не протянет".

Все оказались правы. С октябрьских выборов прошло чуть больше полугода. Смерть Президента Чеченской Республики Ахмат-Хаджи Кадырова в результате теракта на стадионе "Динамо" 9 мая 2004 года, в День Победы - страшное доказательство этой правоты, кульминация контртеррористической операции на Северном Кавказе, свидетельство того, что эта операция, что сама политика России в растерзанном войной регионе только порождает новый террор.

Опубликовано 10 мая 2004 года.