главное не падение, главное - приземление
главное не падение, главное - приземление. кажется так говорили во французском фильме "Ненависть", когда-то он мне нравился. и действительно, пока ты падаешь ничего критического не происходит. я помню как на военно-грузинской дороге мы летели в пропасть в своей машине. кто-то негромко сказал "мама" и все. остальные молча вцепились в дверные ручки. чувствуется не полет, а удар. а он неизбежно произойдет, когда все, что мы привыкли покупать окажется вдвое дороже, и мы не будем успевать считать быстро исчезающие из кармана деньги. как будто мы летим в воздушном шаре и нам стравили горячий воздух. и чем больше его выйдет, тем сильней будет удар. а пока, пока все идет нормально...
у меня нет паники, наоборот, такое чувство, что это все уже не раз проходили, и все это чуть позже станет всего лишь очередными воспоминаниями. повторяю по случаю свой текст - воспоминания о дефолте августа 1998-го.
День, когда исчезли деньги
Оказывается, сегодня ровно 15 лет, как случился в стране второй по счету «черный вторник», подкосивший очень много предпринимателей того времени.
Хорошо помню те дни, потому что застал их вдали от Осетии. Это было лето после четвертого курса, я уже несколько месяцев работал сторожем в кафе. Зарплата у меня была 500 рублей, а 100 долларов покупали за 600. У меня была мечта собрать тысячу долларов и уехать в Европу «напофиг», но друзья помешали. К тому моменту я очень давно никуда не выезжал – лет, наверно, семь или восемь я дальше Беслана не бывал. И вот друзья подбили ехать на море, как было не согласиться... к тому же в те годы ходили байки о супердешевом Крыме, туда и решили ехать. Хорошо помню, как в поезде встретил знакомых с Тельмана, которых не видел ну почти с детства. На радостях они подарили мне огромный пакет плана. «Петрушка, но на молоко пойдет», сказали они мне в тамбуре и вышли в Лазаревском. Сразу после этого я швырнул пакет в окно и правильно сделал, а то бы сейчас не блог вел, а тюремные записки. Хорошо запомнился досмотр на украинской границе, не просто дотошный, а скотско-быдлячий. Пока мы заполняли какие-то идиотские формы для кавказцев, таможенники ржали над нашими разбитыми банками с вареньем, которые наши вечно переживающие мамы зачем-то положили нам в сумки. Но, несмотря на это, один из наших умудрился провезти коробок анаши в носовом платке, которым вечно утирал нос. Об этом я узнал позже.
В Крыму было so-so. Мы остановились в какой-то деревне, сняли на пятерых пару тесных комнат вдали от моря и пошли на пляж «снимать телок». Я в этом деле как всегда был профаном, так и остался. Но пацаны преуспели, причем в ход они почему-то пускали рассказы про инъяз и конкретно про курс стилистики французского языка. Это почему-то действовало на молодых украинок безотказно. На алкоголь денег не было, привезенный ящик водки было договорено экономить на случай непредвиденных обстоятельств, поэтому основным развлечением было лазить ночью в огород к местному барыге и воровать план, а на следующий день встречаться с ним же с целью купить косяк-другой и, держась за животы от смеха, идти домой. В этот момент кто-то может подумать, что покуривание травки было моим самым большим развлечением в те дни, но это неправда.
Черт, я же про дефолт хотел рассказать... короче, непредвиденные обстоятельства вдруг наступили. Деньги превратились в пыль, и последние копейки было решено оставить на дорогу. Мы еще успели поменять на рынке несколько бутылок водки на продукты, но она быстро закончилась. Дальше есть было нечего. Был, конечно, «кузьмич», но к тому времени он как-то приелся. Помню, как наловили кучу мидий и долго варили их, окружив впятером кастрюлю. Двое из нас, кажется, их все же поели, но я так и не притронулся, ведь тогда я еще не был таким гурманом и ровным счетом ничего не понимал в морепродуктах. В последний день хозяйка сжалилась над нами и сварила ведро компота из яблок. Он был потрясный, сахара было именно столько, сколько я люблю — не очень много.
Короче, рубль каждый день падал, и в итоге гривен у нас хватило только лишь на то, чтобы переехать на пароме Керченский пролив. Оказавшись в России, мы остались без копейки, абсолютно. Ну, как бывает в американских фильмах, сначала мы поорали друг на друга, обвинив во всех растратах, а потом решили поделиться на две группы и добираться домой по отдельности. Так было легче ловить попутки. Те двое довольно быстро поймали какую-то машину и уехали вперед. Нам втроем это почему-то никак не удавалось сделать. Мы еще слезно умоляли водителя какого-то автобуса добросить нас хоть куда-нибудь, потому что вокруг была пустошь, но он наотрез отказался брать нас без денег.
Делать было нечего. Мы вышли на трассу, ровную широкую трассу, по обеим сторонам которой было море, и просто пошли в сторону дома. Редкие машины проносились мимо нас, и мы отчаянно махали им. В происходящее верилось с трудом – одни, без денег, посреди ничего, а перед глазами только синее море и длинная дорога, разделяющая его пополам. И еще почему-то запомнилось, как какой-то чувак, быстро промчавшись мимо нас на иномарке, высоко поднял руку вверх из окна и показал нам средний палец. Мы так и остались со своими вытянутыми руками. Видели бы вы наши лица в тот момент – тупой, еще тупее и тупее тупейшего. Мы шли так, наверно, несколько часов, строя планы на то, как отсюда выбраться, ну или наоборот, как здесь остаться на ночь. Было жарко, спать можно было бы и на земле. Кто-то уже начал думать о том, как наловить на ужин птиц. Так мы шли, каждый со своей сумкой, под жарким солнцем, очень медленно удаляясь от границы, как маленькая движущаяся точка на карте...
Ну а потом нам повезло, кто-то нас подхватил до не помню какого населенного пункта, там еще на чем-то, потом мы оказались, кажется, в Кропоткине, и помню, как бежали через весь город, узнав, что через двадцать минут уходит поезд на Владикавказ. Как вскочили в уже уходящий поезд, втолкнув внутрь толстую проводницу, которая посмотрела на нас и сказала «только через начальника поезда». Тот дал добро без лишних вопросов. Нас отвели в какой-то вагон, определили в купе проводника, мы только присели, перевели дух, и к нам сразу зашел проводник, молодой парень: «Пацаны, не обессудьте, вот все что есть, минералку хоть вмажьте», и открыл нам большую бутылку холодной минеральной воды. И вот именно в этот момент по телу вдруг растеклось чувство спокойствия и чувство дома.
А уже потом, когда прошло несколько лет, когда мы с друзьями очень много раз посмеялись над всеми историями той экстремальной поездки, я вдруг понял, что, пожалуй, никогда не чувствовал себя настолько свободным, как в тот момент на длинной пустой трассе посреди водяной пустыни, в день, когда деньги перестали существовать...
АЦ
