Министерство Северного Кавказа было создано в.. 1845 году

Хотя события в Абхазии и тема Украины заслонили собой недавнее учреждение министерства по Северному Кавказу, тем не менее, это событие еще не раз заставит специалистов обратиться к прошлому, имперскому, опыту обустройства Северного Кавказа. В часто бесплодных метаниях между силовым решением и практиками мягкой силы в управлении Северным Кавказом, между Сциллой централизма и Харибдой регионализма, современным политикам не лишне вспомнить «хорошо забытое старое». И тогда окажется, что аналог министерства Северного Кавказа пытались создать еще 170 лет назад, и называлась эта структура «Кавказский комитет».  

Во всех исследованиях правления Николая I приводится рассказ очевидца: однажды император спросил 15-летнего наследника престола, будущего императора Александра II, чем держится семья народов, населяющих Россию. Наследник ответил заученной фразой: "Самодержавием и законами".

"Законами - нет! - воскликнул его всесильный отец, - Только самодержавием и вот чем, вот чем, вот чем!" - трижды взмахнул он крепко сжатым кулаком".  

Однако практика показала, что грозного окрика и сжатого кулака оказалось явно недостаточно для управления таким сложным регионом, как Россия, поэтому поиски реальных моделей управления страной составляли одно из ключевых направлений политики, и не только при Николае I.  

Российская империя, как известно, была государством разнородным и непростым — такие регионы, как Поволжье, имели развитые традиции управления, городской и книжной культуры, свою региональную духовную интеллектуальную элиту, а для других, как, например, для народов Сибири, жизнь определялась природными ритмами и чувством гармонии с космическими стихиями.  

Поэтому для некоторых окраин империи учреждались институты, специально выделенные из системы высших имперских учреждений – Государственного совета и Комитета министров.

Кавказ стал той территорией, которое имела совершенно свой особый институт управления в виде наместничества.  

Еще до учреждения института наместничества в 1845 году, в 1837 г. в Петербурге был создан Комитет об устройстве Закавказского края. Комитет должен был выработать программу политико-административных преобразований региона. Самым резонансным и к тому же провальным итогом деятельности Комитета стала реформа сенатора П.В. Гана: попытка ввести на Кавказе управление, апробированное во внутренних губерниях империи, не удалась.  

После провала реформы Гана в 1842 г. комитет был реорганизован, и стал называться Комитетом по делам Закавказского края. Как видим по новому названию, необходимость в «устройстве» края на время сменилась темой текущих дел. 

Существовала еще одна структура, тогда занимавшаяся Кавказом — это специальное Кавказское VI Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (СЕИВК). То есть, существовало некое распыление ответственностей и дублирование компетенций. 

Именно Кавказское наместничество, созданное в 1845 году, должно было снять эту административное двоевластие, ведомственность, застой и раздвоенность.

Тот самый Комитет по делам Закавказского края, созданный в начале 1840-х гг., был переименован в Кавказский комитет и получил консультативные функции. Его состав назначался лично императором. Комитет был призван стать органом высшего управления и надзора за местной администрацией, выполнял и законодательные функции для утверждения законопроектов по управлению краем.

Историк А. Урушадзе пишет, что «в системе центральных органов власти он являлся экстраординарным учреждением, в компетенцию которого входил разбор изъятых из ведения Комитета министров всех гражданских дел Северного Кавказа и Закавказья, выходивших за рамки полномочий министров, кроме военных и дипломатических вопросов. В комитет стекались ежегодные отчеты наместника, сметы бюджета Кавказской области и Закавказского края; он курировал вопросы промышленности, торговли и сельского хозяйства, землевладения, переселений и здравоохранения на Кавказе».

География власти новых структур — Кавказского комитета и наместничества — выглядела таким образом: резиденция наместника находилась в Тифлисе, а высшая кавказская власть должна была быть сосредоточена в Петербурге - у императора и в Кавказском комитете.

Обращу внимание и на то, что создание нового органа управления Кавказом в 1845 году сопровождалось объединением владений Кавказской области и Закавказского края в отдельный административный регион. В сегодняшней ситуации еще при Д.Медведеве также был создан новый административный регион — СКФО. Создание новых административных границ подчеркивало не только особую географию региона, но и имело политический смысл, отражавший необходимость поисков особых путей интеграции региона. Правда, в случае с Медведевым имел место еще и предолимпийский контекст — СКФО выделяли из массива ЮФО, показывая, что Олимпиада пройдет в «спокойной» части Кавказа, а источник нестабильности находится "как бы далеко" за ее пределами.

Вернемся к теме наместника. Кавказский наместник был по объему и характеру своих полномочий фигурой еще более властной, чем генерал-губернаторы, которых Сперанский называл « министрами на местах». 

Свое могущество наместник демонстрировал, совершая, как египетские фараоны, периодические поездки по краю, маркируя свою территорию власти не только перед местным населением, но и перед приезжими высокими гостями из Петербурга.

Наместник сосредоточил в своих руках высшую гражданскую и военную власть, командовал Кавказской армией и войсками, сосредоточенными по Кавказской линии. Практически не было такого высшего закона империи, который наместник не мог бы изменить, чтобы адаптировать под вверенный ему монаршей волей регион.

Те вопросы, которые не превышали власти министра, наместник решал на месте. Всесильный наместник М. С. Воронцов как-то сказал - «хорошо, что в Петербурге не надо спрашивать»...Первый наместник М. Воронцов жестко отбивал территорию своих полномочий, делая ее закрытой для людей из центра. О петербургских чиновниках, пытающихся давать ему рекомендации с берегов Невы, наместник иронично писал - «они сделают ералаш».

Широкие полномочия выражались и в возможности непосредственного доклада императору, через головы министров, ни одному из которых наместник не был подотчетен. Единственной инстанцией, куда обращался наместник, был Кавказский комитет. Кавказский комитет в 1845-1852 гг. оставался единственным инструментом и каналом влияния, через который министры могли выйти на наместника. 

Между тем, А. Урушадзе пишет, что «участие в работе Кавказского комитета являлось для министров дополнительной рабочей нагрузкой с соответствующим к ней отношением. Министры безуспешно пытались перенести рассмотрение некоторых дел из Кавказского комитета в Комитет министров, где они могли бы, используя различные коалиционные схемы, консолидировано выступить по многим вопросам управления Кавказом».

Кстати, министр Северного Кавказа Лев Кузнецов, комментируя свое назначение, говорит о двух ключах: "Со всеми министерствами согласован принцип двух ключей. Отраслевые министерства рамках своих программ будут вырабатывать политику, но обязательно в разрезе Северного Кавказа будет второй ключ у министерства, чтобы выбирать социальные и инвестиционные приоритеты", — сказал Кузнецов. ( http://ria.ru/politics/20140602/1010336286.html#ixzz33TzVkuo9 )

В случае с Воронцовым оба ключа находились у него. А в Кавказском комитете, похоже, хранился только дубликат.

С течением времени между Кавказским комитетом и Кавказским наместником сложилось устраивающее обоих распределение ролей, о чем пишет тот же Урушадзе. Не Кавказский наместник представлял в Тифлисе интересы Кавказского комитета, а Кавказский комитет играл роль своеобразного петербургского представительства Кавказского наместника.

Как сложатся взаимоотношения полпреда Сергея Меликова и нового министра Льва Кузнецова, сколько месяцев или лет придется "человеку в погонах", уже давно оторвавшемуся от лезгинского контекста, и красноярскому чиновнику вникать в хитросплетения и нюансы кавказских экономик, религиозного ландшафта и клановых взаимоотношений, как это скажется на судьбе Северного Кавказа и его народов — покажет время.